Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

Новости "Литературного кейса"


 В разделе "Электронная библиотека" открыт доступ к пятому и шестому сборникам "Саяногорск литературный" (2011-2012 гг.)

 Приглашаем к чтению!


Литературное объединение "Стрежень" открыли свой сайт под девизом:

«Открытое сердце Сибири».

Добро пожаловать!

Адрес сайта: 
Открытое сердце Сибири
 Уважаемые друзья! Представляем Вам новый раздел "Вестник литературного объединения "Стрежень", где Вы можете посмотреть или скачать электронные версии газет, выпускаемые ЛО "Стрежень".

Литературный хронограф

Именинники месяца

Куклин Владимир Александрович

13 декабря 1953 г.

Данилов Константин Константинович

18 декабря 1930 г.

Балагуров Виталий Александрович

19 декабря 1931 г.

Конев Николай Михайлович

19 декабря  1935 г.

Усачёв Владимир Викторович

30 декабря 1966 г.

Просветова Зинаида Васильевна

 31 декабря 1941 г.

 

Пырин Г. М.

Об авторе

Мой брат Миша

     Миша - это первенец у моих родителей, а всего нас было семеро. И, если б не война, то возможно он был бы конструктором крупного плана или учёным в области техники. Техника его всегда притягивала, лет в 12 он сам собрал фотоаппарат, который делал нормальные снимки.

     Но вот разразилась Великая Отечественная война и Миша с друзьями, Сашей Лобановым и Мишей Сусловым в неполные 17 ушли добровольцами воевать с фашистами. Обучались они военному делу в нынешнем Екатеринбурге, в танковой школе. Миша выучился на радиста-пулемётчика. Эшелон, в котором ехал на фронт Миша Суслов, был разбомблен немецкой авиацией. А мой брат прибыл в Прибалтику, в город Ибартай, где получил первое боевое крещение.

     Корпус дальнего действия, где служил Миша, выполнял особые задания: прорывался где-либо в брешь обороны противника, громил тылы, склады с боеприпасами, технику и создавал панику. Местность незнакомая, город весь в дыму, высматривают дорогу и когда переваливали через железнодорожную насыпь, дуло пушки танка воткнулась в землю.

    Выбрались из танка, смотрят, а ствол пушки погнулся. Что делать? В это время командир батальона даёт команду «Огонь». Миша докладывает по рации, что у пушки погнут ствол, дальше уже к слову «Огонь» добавляются очень крепкие слова и экипаж, дав задний ход, и выдернув ствол пушки из земли, выполняет команду: «Огонь».

     После чего экипаж оглох и, задыхаясь от порохового дыма, выбирается из танка. Смотрят бойцы, а половина ствола пушки отлетела. Так и стреляли из этого «окомёлка», так назвал этот куцый ствол Миша (окомёлок - это веник на котором износились гибкие ветки).

    Однажды корпус, выйдя из окружения, расположился на опушке леса, танкисты осматривают технику, где-то что-то ремонтируют и вдруг в небе появился немецкий дирижабль, с которого начинают пулемётный обстрел рассредоточения танкового корпуса. Мишин танк загорелся, и он отгоняет его на безопасное расстояние от других танков. Начинает поднимать люк головой, но люк заклинило.

     Тогда Миша решает открыть люк ногой, как только люк приоткрылся Миша, как он говорил: Почувствовал сильный шлепок по подошве. Снесло подошву сапога и снесло подошву на ноге, тут товарищи подоспели и помогли выбраться из танка.

     А дальше госпиталь и снова воевать.

     Воевал Миша в составе 3-го Белорусского фронта, освобождал от фашистов Белоруссию, Польшу, брал Кёнигсберг.

     Миша награждён семнадцатью правительственными наградами. Среди них: медаль "За отвагу", "За взятие Кёнигсберга", "За победу над Германией", "60 лет вызволению Республики Беларусь от немецко-фашистских захопников" и все юбилейные награды, которыми награждались участники Великой Отечественной войны.

     Окончилась война, Мишину часть расквартировали в Эстонии, город Выру, а так как парней заменить было некому, то после окончания войны он был уже начальником радиомастерской. После демобилизации Мишу ещё три раза брали на военные сборы, так что получается он отслужил верой и правдой Родине восемь лет и закончил службу в звании младшего лейтенанта.

     Почтальона тётю Клаву всегда ждали с нетерпением, частенько поглядывая в окна, к слову сказать, она была больше чем почтальон, она была почтальон-психолог, так как могла успокоить и настроить человека на позитивный лад и её все очень ждали стоя у калиток.

     Письма от Миши читали по нескольку раз вслух зашедшим соседям, или родственникам. Миша в письмах расспрашивал обо мне и в первый раз мы увиделись с ним, когда мне было шесть лет.

     Демобилизации Миши все ждали с нетерпением: генеральная уборка, побелка оштукатуренных стен, везде полный порядок, отбеленные и накрахмаленные занавески на окнах, накидушки на подушках, выскоблены деревянный настил под навесом, все деревянные дорожки металлическими щётками, а затем и песком до естественной желтизны древесины.

     Суета, суета, суета! К приезду брата старшая сестра Маша сшила мне костюм, примерно такой, какие шьют маленькие девочки на кукол. Да собственно Маша только отошла от детского возраста, и где ей было научиться шить, если она с 13 лет стояла на подставке у токарного станка, где давали два часа поспать, а потом снова к станку. Завод, эвакуированный из Ленинграда, выпускал снаряды.

     Я носился по дому и во дворе в необъяснимом восторге от предстоящей встречи с братом и, наверное, очень мешал наводить порядок.

     Встреч и застолий по приезду Миши было очень, очень много: родня очень большая, живут в окрестных городах и сёлах. Друзья детства, уцелевшие во время войны. Всё широко, открыто, сердечно, празднично.

     Но вот мало-помалу наступают будни. Мы с Мишей гуляем по городу, Он покупает мне мороженое, соки, конфеты. Намного позже я понимаю его настроение, иногда Миша тяжело вздыхает, говорит, что ему в глаз попала соринка и вытирает слёзы – теперь-то я знаю, что там никакой соринки не было.

   Как точны слова песни военных лет, которую исполнял Леонид Утёсов: "И вдоволь не мог надышаться"...

   Особенно часто Миша встречался с Сашей Лобановым, с которым они много говорили играя в шахматы.

  Слово "говорили" в данном случае совершенно не подходит: они строчили друг в друга словами, словно пулемётными очередями, речь сидящим рядом была совершенно непонятна.

   Видимо боевая обстановка требовала быстрых решений и мгновенной реакции - вот и выработалась такая "скорострельная" речь.

   Мать готовит им чего-нибудь поесть, ставя еду на стол всё время недоумевала: "О чём говорят? Совершенно непонятно!"

    Миша умел быть другом, он не перестал дружить со Станиславом, после того, как их учительница вошла в класс и объявила детям: "В нашем классе учится сын "врага народа" и назвала фамилию, дети стали сторониться Станислава, а Миша так и не перестал дружить. К счастью вскоре после ареста "за недосказанностью улик", отца отпустили, и продолжалась дружба Миши и Станислава более 50 лет.

   Слова: "Перекуём мечи на орала" можно применить и к шинели, из которой Мише сшили пальто, а потом в красителе для шерсти в кипящей воде в глубоком тазу окрасили в чёрный цвет. Я думаю, что такую участь постигла не одну сотню, а может и тысячу шинелей.

    Но вот Миша устраивается на работу в паровозоремонтное депо слесарем Алапаевской узкоколейной железной дороги (АУЖД) когда-то самой длинной узкоколейки в мире. Там отработал 35 лет мой отец, там работала моя мать, и я успел поработать до армии.

     После демобилизации Миша приехал домой с женой Татьяной Григорьевной родом из Псковской области, и она постепенно привыкала к нашему укладу жизни. Хватило она в жизни лиха: жила в оккупации, работала у эстонца на ферме за кусок хлеба. Выделили Мише с Татьяной угловую комнатку, где у них появилось их первое приобретение, радиоприёмник ВЭФ "Балтика", корпус гнутый из толстой фанеры, три диапазона: длинные, средние и короткие волны и ещё в центре вверху зелёный цвет от контрольной лампочки. Но на этом Миша не останавливается и наверху радиоприёмника собирает проигрыватель для виниловых пластинок с двумя скоростями 33 и 78 оборота в минуту.

     Это же надо иметь такое пристрастие к технике, чтобы изготовить кучу мелких деталей: блоков, рычажков и прочей мелочи, чтобы радиола "запела".

     Тут у Миши начинается бум по приобретению грампластинок: все песни военных лет в исполнении Леонида Утёсова, Клавдии Шульженко, Леонида Кострицы, Лидии Руслановой и многих других. Миша и сам прекрасно пел аккомпанируя себе не мандолине.

     Подкопив с трёх зарплат денег Миша покупает велосипед "ЗИФ Пенза" и начинает по воскресеньям ездить на подработку фотографом по окрестным деревням и сёлам, иногда привозит на ремонт один или два радиоприёмника пристроенных на багажнике.

     Вечерами печатают с Татьяной Григорьевной фотографии, чтобы в следующий выходной развезти их клиентам.

      Бюджет не позволял построить дом, да и затянулось бы это надолго. Были заготовлены брёвна, чтобы поднять дом на четыре венца, сделаны оконные и дверные блоки. Привезены из депо четыре мощных винтовых домкрата и начались работы по подъёму дома.

     Наиболее удобное время, это конечно лето, но надо управиться до сенокоса. Русский народ общинный и была у русского народа прекрасная традиция: там, где одному, двоим очень грузно, собраться общиной и помочь людям сделать какую-то непосильную работу сообща и называлось это слово "ПОМОЧЬ", в нашей местности при произношении этого слова ударение делалось на первом слоге.

     Вообще-то это единение родни, близких, знакомых и соседей. В назначенный день люди собираются в рабочей одежде и обсуждают сообща план действий.

     Вот под углы дома сделаны подкопы, под них установлены домкраты и дом пошёл вверх, укладываются венцы: один, второй, третий, а вот на четвёртом получается заминка - все винты домкратов выкручены до отказа, но не хватает буквально три-четыре сантиметра, чтобы подвести под дом последнее бревно четвёртого венца.

      Очень тяжело и морально, и физически опустить дом назад, а потом всё начать сначала.

     Тогда у моего отца возникает вариант доподнять этот угол дома бастриком - это довольно-таки серьёзное бревно, которым пригнетают воз сена при перевозке. Вот подведён под угол дома бастрик, в данном случае вага и люди распределяются по росту около ваги, на самом конце самые высокие: Виктор Васильевич Фатеев - дядя, Иван Андреевич Мантуров - зять, Геннадий Васильевич Полушкин - зять ну и все остальные, усилий совсем чуть-чуть не хватает, люди на самом конце ваги висят, болтая ногами и тогда отец просит ребят повзрослее потянуть висящих в воздухе за ноги, два раза просить не приходится, ребятишек от мала до велика тут множество - разве можно пропустить такое событие, как поднятие дома.

      Угол дома приподнят, бревно под дом уложено - ликование всеобщее и очень бурное.

     А в приподнятом доме, в приподнятом настроении уже накрыт длинный стол. Мать, невестка Татьяна Григорьевна, старшие сёстры, суетятся вокруг него. Все участники помочи моют руки кто у рукомойника, кому сёстры поливают на руки ковшиками из вёдер. Шумно, весело, подначки, хохот, и вот люди рассаживаются за столом. Ребятишек, тянувших людей за ноги угощают конфетами, и они довольные бегут на улицу.

     Поднимаются тосты за новое жильё для молодых, за то, чтобы нарожали много детей и пожелания всех земных благ.

    Помочь - это гимн дружбе, взаимопомощи, сердечности и любви. Я отчётливо помню голоса родственников и знакомых, ведущим за столом беседу, их восторги от такого единения, весёлый "разбор полётов" - это незабываемо и даже через десятки лет это воспоминание греет мне душу.

     Ну, а дальше уже силами своей семьи доделываем жильё Мише с Таней, где они выполнили пожелания за столом при помочи и родили четверых прекрасных детей: на данный момент разросся этот куст до 29 человек и заняты все дети и внуки серьёзными делами. Старший, Юра - строитель, Борис - прирождённый музыкант, преподаёт музыку в детской музыкальной школе г.Алапаевска, Галина работает в салоне красоты. Младший Саша приобрёл дом, рядом с родовым гнездом и виден этот дом с площади Революции и с Максимовки - он напротив беседки, построенной Станкозаводом на скале, на правом берегу пруда. Рядом с домом Саши находится спасательная станция, которую он возглавляет 27 лет. Но это для меня Саша, а так он начальник Поисково спасательной службы Государственного казённого учреждения Правительства Свердловской области. Служба спасения Пырин Александр Михайлович.

    А Миша заслуженно получил заботу от государства - это 3-х комнатная квартира в центре города на 1-ом этаже по улице Пушкина.

     Сначала, как инвалид войны Миша получил автомобиль "Таврия", а потом "Ока" и все льготы, положенные ветеранам и инвалидам ВОВ. И всё-таки я вернусь немного назад, хочется ещё раз сказать, как сильно Мишу влекла техника, в первую очередь, конечно же, радиотехника Он выписывал журналы «Радио», «Наука и жизнь», «Техника молодёжи», «Юный техник» и приложение к нему. Он упивался чтением этих журналов, и, если находил вдруг какое - либо остроумное решение технической задачи, то подзывал кого-либо из нас к себе и, выражая высшую степень восхищения, говорил: "Вот че-р-р-р-ти, что придумали!". Первый телевизор в городе появился именно у Миши. От Екатеринбурга до Алапаевска по прямой около 150 км, а ретранслятора в городе ещё не было, и Миша разрабатывает план установки антенны, она была высотой не меньше 36 метров - это шесть водопроводных труб с резьбой на концах. Для сборки и установки антенны была опять организована ПОМОЧЬ. Человек около двенадцати друзей, товарищей и хороших знакомых, ну и мы родственники всегда готовы поучаствовать в таком деле. Через трубу большего чем водопроводная труба диаметром проталкивается одна труба и состыкованная с первой с помощью лебёдки снова ползёт вверх, и так все шесть труб. Два яруса растяжек удерживают её в вертикальном положении. И вот антенна из трёх квадратов разной величины, выполненных из алюминиевой шины направлена на столицу Урала. С этого времени жильё Миши с Татьяной превращается в своеобразный клуб: « Чё сёдня будут показывать»?, спрашивают соседи днём.

     - «Ой сёдня будет фильм такой-то». – «А можно мы придём?» - «Приходите».

     И вот вечером у телевизора сидит человек десять больших и маленьких. Приём не всегда уверенный и вот, как всегда «На самом интересном месте» пропадает изображение или звук. Зрители сидят и ждут под шипящие звуки «Рекорда», так тогда назывался самый надёжный телевизор того времени. Иногда, будто подзадоривая зрителей, появляются искаженные, словно в комнате смеха лица, произносящие обрывки слов или бекание и мекание. Зрители терпеливо ждут, когда наладится передача и вот, наконец, их желание исполняется: на экране появляются последние титры и слова: «Конец фильма», часто бывало и такое. Люди расходятся, прощаются, благодарят, и семья Миши может ложиться спать.

     Ну вот я показал кусочек того времени, посвящённый моему брату Михаилу, а остальное в повести…

 

Два сценария

   Я не считаю службу в армии потерянными для меня годами. Мне повезло: я служил в Отдельном Гвардейском батальоне связи при штабе дивизии. Военному делу обучали нас прекрасные офицеры. Некоторые из них были участниками Великой Отечественной войны. Ребята, призванные со всех концов страны, были тоже классные: открытые, обладающие в полной мере чувством юмора, ответственные, спортивные. Нормативы по развёртыванию связи мы перекрывали в два и даже в три раза.

   Казарма наша стояла на берегу озера, рядом с казармой - плац, рядом с ним - спортивная площадка: лестница, шест, канат, кольца, перекладина, траки от танка - качать мышцы, ну, и, конечно, занимались под командой взводного, которого мы очень и очень уважали - после физических упражнений дозволял нам искупаться в озере.

   Радиoрота, в которой я служил, как показывали смотры, инспекторские проверки и учения, а также учения с боевой стрельбой, была одной из лучших в нашем округе. В общем, служба проходила нормально, и всё было хорошо.

   Но вот появилась в нашем взводе одна неприятная вещь: "гуманный вор". Приходил, например, человеку перевод на пятьдесят рублей, но каким-то образом оставалось у него двадцать пять; от перевода в двадцать пять - пятнадцать...

   У солдата всегда всё при себе, а вот ночью, когда он спит, гимнастёрка лежит на тумбочке перед кроватью. В левом нагрудном кармане обычно - военный билет, портрет любимой девушки или родителей и родственников.

   Kубрик наш освещался ночным светильником, и кто куда пошёл и что взял - всё видно, но солдат-то спит крепко, наработавшись за день, где тут что углядишь!

   Кто занимался воровством, был у нас уже вычислен, так как жил не по средствам: каждый день в свободное время и по выходным сидел в солдатском кафе, а переводы не получал. Обидно было за это воровство, и ребята решили: схватим за руку, сделаем "темную". Бланки переводов вместе с письмами всегда лежали на тумбочке с зеркалом под приглядом дневального. И вот решили мы провести операцию по поимке вора. Получит солдат перевод, кто-нибудь на глазах у всех займет у него деньги, а тот остальные засунет в нагрудный карман - вместе с военным билетом... А ночью, договорились, будем не спать по часу, передавая "вахту" следующему. Подозревали мы и вычислили солдатика по прозвищу Калина, разыграли условленный сценарий, а у того свой приём: поднялся, достал сигарету, держит в уголке губ, да и расхлопывает по карманам лежащих гимнастёрок приговаривая: "Спички, спички, - у кого спички?" Спит казарма,  не отзывается - тот прямиком к гимнастёрке с деньгами да и достал их.

   - Стой, Калина! - оглушительно прогремел окрик.

   Взвод в нижнем белье окружил побелевшего от страха вора. Ни разу я не видел, чтобы было у человека такое бледное лицо.

   - Кажи карманы!

   - Где прячешь деньги? - сыпались возгласы один за другим.

   Взятый в полукольцо, Калина повёл ватагу в белых нательных рубахах и кальсонах в полуподвальное помещение, остановился перед светильником на стене, достал из-под него ещё какие-то деньги.

   - У кого брал?

   - Верни!

   Трясущимися руками Калина вернул деньги хозяину. Вид у него был такой жалкий, что в этот ночной час никто не захотел его бить. Вернулись и разлеглись по своим кроватям, но до утра уже никто не мог уснуть. Всех взбудоражило это происшествие. Не сговариваясь, взвод объявил Калине бойкот, и ходил он с нами не в строю, а за строем, как побитый пёс. Постепенно, конечно, наши души и сердца оттаяли, Калина снова был в строю.

 

Журавли

(Полонез Огинского)

   Стоял очень жаркий - почти под сорок - день бабьего лета. На высоком, цвета бирюзы, небе ни облачка. Ни один листочек не шелохнётся на деревьях. Казалось, что настоящее лето и не собиралось уходить.

   В широком разложье урочища Ай-Дай дачный люд трудился на своих участках, убирая то, что подарило щедрое лето.

   Легкие дымки высокими столбиками стояли в округе, разнося повсюду неповторимый печёной картошки. И вдруг люди, как по команде, оставили каждый свою работу, встали во весь рост и начали всматриваться в небо, приставив ко лбу ладошку козырьком, прикрыв паза от слепящего солнца: в небе ещё едва слышно раздавалось курлыкание журавлей. Вот оно всё явственнее, всё громче, и виден уже журавлиный клин, мощно работающий крыльями. Завороженный люд, всё так же приставив ладошки ко лбу козырьком, не упускал клин из виду. И вот, казалось бы, что журавлиная стая скроется за гребёнкой леса, но вожак заложил вираж, и стая, снизившись так, что отчётливо стало видно оперение, уже не курлыкая, а пронзительно крича, сделав огромный круг над наблюдавшими за ней людьми, скрылась за горизонтом. Настолько эти звуки пронзали душу, что вдруг ком встал в горле.

   Долго ещё люди стояли, не берясь ни за какие дела, кто, сложив ладони на черенок лопаты, глядел куда-то в себя, кто - как стоял с ботвой картошки в руках, так и продолжал её держать. Было глубокое молчание.

   Во время такого вот молчания, наверное, были написаны песни-шедевры про журавлей.

   Для меня это был полонез Огинского "Прощание с Родиной", исполненный в необычной манере.

 

 Тот банный день

   Мой отчий дом в небольшом уральском городке стоял на берегу пруда. Целый день его окна были открыты для солнца, а двери - распахнуты для многочисленных родственников, живущих в окрестных деревнях и сёлах. Как-то осенью по первопутку приехал к нам мой двоюродный брат Алексей. Привёз зерно, выданное на трудодни. Часть хотел продать, а оставшееся перемолоть на муку.

   Как принято по русскому обычаю, мать велела мне истопить баню, чтобы с мороза отогреть и попарить гостя. Топка бани для меня - любимая обязанность. Только зимой трудно таскать из проруби воду. Следовавшее за этим "священнодействие" было по душе: содрать с березовых поленьев бересту, сложить на нее щепки, которые специально собирали для растопки печи. Завиваясь в трубочки, береста горит, разгораются щепки, на них осторожно укладываются тонкие полешки. Когда они уверенно загорятся, можно положить полешки потолще. Скоро огонь во всю хозяйничает в печи, и бане становится тепло, просыпается неповторимый запах.

   Огонь завораживает меня, могу часами неотрывно смотреть на него. Но вот уже нагорели угли и можно протолкнуть в печь чурбаки, не поддающиеся колке. На какое-то время огонь усиливается, затем горит ровно. Начинает шипеть вода в огромном казане. Заканчивают свою пляску синие огоньки. Кочергой ворошу горку углей: не осталось ли где недогоревшей головёшки? Наконец, угли темнеют, покрываются серым пеплом и захлопнутая в трубе вьюшка слегка сдувает пепельный налёт. Закрыта заслонка печи, можно париться и мыться, о чем и докладываю матери. Так было и в тот банный день.

  Пока ещё отец, старшие братья и сёстры не вернулись с работы, мать, завернув свежее бельё в полотенце, отправляет нас мыться: "Первый жар".

   Раздевшись в полутёмном предбаннике, мы заходим в баню, где нас окутывает щедрый жар. Пар успокоился, осел на стенах. И вдруг я, двенадцатилетний пацан обомлел: у брата Алексея живот и спина слева как будто втянуты в себя - три огромные "морские звезды" на добрую треть тела...

   - Ну, что уставился? Ранило меня, когда Вену освобождали от фашистов, - заметив мою оторопь, пояснил брат. - Долбанули по нашему танку болванкой, осколками брони меня и изуродовало. Хорошо, хирурги смогли зашить, как надо. Полезай на полок, грейся...

  С каждой новой шайкой, выплеснутой на каменку, "морские звезды" на теле брата больше и больше багровели. Казалось, они вот-вот закровоточат.

   - A ну-ка, братуха, похлещи меня веником, - попросил Алексей.

   Я взял веник, но рука моя повисла, как плеть, не мог заставить себя ударить по этим "звёздам"

   - Чего боишься? Всё давно уже зажило, - подбодрил меня брат.

   У меня в горле встал комок, поэтому я ничего не мог ему ответить, только мотал головой из стороны в сторону. По щекам моим текли слёзы.

   Вечером за праздничным столом, накрытым в честь гостя, шла неторопливая беседа. Алексей рассказывал, как его ранило, как друзья вытащили из горящего танка и занесли в какой-то дом, как он руками держал внутренности, выпавшие из живота. Алексей смутно помнил, сколько над ним колдовали в госпитале хирурги.

   - И вот я жив! - с гордостью произнёс Алексей.

   Сколько уж лет минуло с того банного дня. Я почти ровесник Победы. Всё гуще туман памяти застилает то время. Но банный день и "звезды" героя не забуду никогда.

Поделиться в социальных сетях

Политика cookie

Этот сайт использует файлы cookie для хранения данных на вашем компьютере.

Вы согласны?