Ермакова С.С. (Ирийслава)
Золотой дождь. Быль – былинная.
Жил-поживал Золотой дождь.
Где не позовут, летел туда и проливался - переливался золотом! Освежал, бодрил – здоровых, а кто болел – оздоравливал, грустных – веселил, задорил, на шалости вызывал. А серьезных – даже глупил, чтоб дальше жили – поживали, от ума горя не знали!
Вот работка, какая была у Золотого дождя – красота! Лил от души, да переливался золотом!
Раньше так было, что еле успевал туда, где зов слышал. А зов тот Золотому дождю, был, что мёд на уста. Так прекрасен этот тонкий зов души человеческой! Как описать? Ну, чисто свирели звук божественный. Сердце радует, вот и лил-поливал, да пританцовывал: кому полькой, кому вальсом, а кому и фокстротом...!
А теперь, тужил Золотой, не те времена пошли. Мало забот у дождя. Нет, нельзя сказать, чтобы вообще не было, - как сейчас говорят, постоянные клиенты - были. По-прежнему, по первому зову отзывался. Но, желал бы Золотой дождь больше трудиться, больше золотой чистотой своей людей радовать. Знает он, что от его струй на земле людям благо будет. Да, не может он без зова проливаться…
А зов, то и не слышит …
Всё больше сейчас другие дожди льют. И цвета у них - другие, можно сказать – радужные. И красные, и желтые, и голубые, и зеленые, даже синие. Да, вот беда, в каждой краске чистой – серого много, даже чёрного.
Спросите: «Отчего, почему?» - Зависть да гордыня по свету гуляет – они то и питают дожди нечистые. А наш дождь Золотой только на чистоту и искренность помыслов отзывается.
Прольётся дождь и душа растет от влаги той золотой. Растёт-ширится, всю землю может охватить!
Ждёт зов наш - Дождь Золотой – зовите! Люди! Человеки!
Сказка - намёк – добрым молодцам, да девицам – урок.
Сказы бабы Ирийславы
Кованый засов
(сказ)
Жил-был кузнец, звали его Мирон. Был он мастер своего дела. Да, верно сказать, что таких мастеров на Руси-Матушке, было ой как много. Это верно. Только этот от всех все же отличался.
Была у мастера Мирона одна причуда в работе: не ковал он ничего одинакового.
Вот заказал ему, к примеру, пахарь коня подковать. Мирон внимательно смотрит на хозяина, затем осматривает коня, потом берётся за работу.
Сделает работу ладно: хозяин доволен, конь дооо-лго подкованный ходит. А если потеряет, подкову то, так другому коню, али лошади, ни за что не подойдет!
- По что так делаешь, Мастер? – возьми кто, да и спроси.
А кузнец плечами пожмет, отвечает:
- Так нет ничего на свете белом одинакового.
Что тут скажешь? Так и есть! Похожее есть, одинакового в природе ничего нет.
Сказывали это у Мирона породу причуда. Отец, дед, да прадед так же были знатными мастерами, но каждый со своей причудой.
Вот раз один старец заказал ему кованый дверной засов. Да чтобы был он с узорами, да чтобы сами те проявились, а не отдельно наносил мастер по готовому. И узор тот Мирону дал. Не простой узор, а вязью по всему изделию шел бы.
Мирон сам привык удивлять, а тут заказчик озадачил его. Не любил он разговоров длинных, объяснений - пояснений. Умел слушать и между слов понимал, что надо человеку. На этот раз решил уточнить:
- Значит, чтобы сам узор проявился? Так скажи, Почтенный, слово заветное своё, чтобы случилось так, как просишь.
Старец, улыбнулся в белую бороду и сверкнул серым глазом. Отвечал не сразу.
- Верная, слава о тебе мастер идет – ведаешь. А слово то, ты сам знаешь. И не слово, а песня.
Не напрягайся, не вспомнишь. Завтра утром как запоёшь её, так и ковать начинай.
Мастер было, уже рот с вопросом открыл, а старец перебил:
- И помни, что засов тот только мне можешь отдать. Никто его касаться не должен, кроме меня, тебя, да сына твоего старшего.
Мирона очень удивили слова старца. Пока он раздумывал о том, как сказать Почтенному старцу, что тот ошибся, что нет у него сыночка, а только пять дочек, старец то и ушёл.
- Что ж, - подумал кузнец, - заказ принял, делай, как сказано!
Солнышко садилось за реку. И пошёл мастер в своих думках домой.
Надо бы сказать немного о том какая была семья у Мирона.
Сам он из большой, дружной многодетной семьи родом, так же и жена его Даринушка. Оба с малолетства не только к труду приучены, но и к мастерству. Дарина хорошей ткачихой славилась.
Были оба сердцем и душой добры, приветливы, на чужую беду отзывчивы. Дом их всегда был полон соседей ли, то ли странников. Все находили тут доброе слово или помощь. Уважаемы были, да не богаты. Работали от зари до зари и летом и зимой, а достатка не видели. Лишь бы прокормиться с детками. Но не печалило это не мужа, не жену. Так было, так жили.
За ужином Мирон рассказал жене о необычном заказе и о предупреждении старца:
- Никому не касаться засова кованого, только ему, мастеру, да сыну старшему.
- А ведь нет у нас, Даринушка, сына никакого. Как мог старец-ведун ошибиться? А это точно он был.
Жена, застенчиво улыбаясь, убирала со стола посуду. Заметил это Мирон:
- Что ж тебе смешно? – удивился.
- А может и есть уже сыночек, - отвечала Дарина и обняла мужа, пряча сияющее лицо в его ворот.
- Как так? Как знаешь? – запричитал он.
- Да старец твой и в наш двор заходил, водицы испить просил. Так вот и обрадовал:
- Вижу, милая, носишь. Так хлопец будет, продолжит дело отца да дедов.
- Откуда, дедушка, знаешь? – спросила. – Он, смеясь, отвечал:
- Я, милая, людей насквозь вижу, только не всем объявляю.
Обнял муж роднуличку свою, да так обнявшись до утра и проспали.
А утром Мирон в кузне и вправду запел. Радость и надежда в нём пела. Вспомнил и наказ старца и сразу взялся засов ковать.
А пел кузнец о сыне, о том, как будет его растить, учить, наставлять: родителей почитать, людей уважать, семью защищать, труд любить, к мастерству стремиться. Лилась песня то бурно с припевом, а то умеренным напевом. В глазах у Мирона образ семьи: любимой жены, дочек, да сыночка, родной сторонушки, … Чем дорожил, чему служил – всё в песне той было!
Трудился весь день без отрыва. И не зря! Проявился, таки узор сам собою. Был он внутри сплава. Красивый получился засов, ладный. Не большой не малый, не тяжелый и не лёгкий, с причудами конечно, по форме и с узором по всему изделию. Радовался кузнец, как первой своей работе, радовался. Скорее хотел показать заказчику. Отдать, да и денег не брать, за весть пророческую, за радостный труд.
Открыл Мирон дверь из кузни и увидел Старца. Тот, похоже, давно сидел на скамейке, возле колодца, упираясь руками о посох. Весь его вид говорил о том, что он доволен. А ведь еще не видел работу. Мирон уже нес ему волшебный предмет на масляной белой тряпице. Чтобы не ржавел.
Старец посмотрел на светящегося Мирона, на его работу и… заявил:
- Зря смазал. Нет надобности. Он вечный. Ничто и никто не сможет ему навредить. А узор тот самый, что я показывал. Молодец, Миронушка! Вот и сготовил ты себе волшебный засов. Будет теперь в доме твоём Мастер и достаток и благо другие, а уважение людское и почёт останутся!
Сказал и пропал. Как растаял. Как и не было старца. А Мирон так и остался стоять с даром старца на руках.
Пришёл мастер домой, принёс засов. Жена и дочурки дивятся красоте отцовской работы, да узорам чудным. Что делать с засовом. Решили к двери набить. К месту. Сделали.
С тех пор он там уж триста лет весит, а дом Мирона – кузнеца на том месте и стоит. Ничего и ему не делается. А засов, как вчера сковали.
Уходя в мир иной, наказал Мирон сыну беречь род свой, честь, ремесло и волшебный засов. По роду предавать сказ о нём, ждать, и быть готовыми отдать тому, кто спросит: «Как мол, жив заказ – кованый засов с узором, что песней рождён?..»
А уж потомки кузнеца Мирона сами догадались, что то Предок-Хранитель рода в образе Старца приходил к деду их. Зачем спросите? А чтобы сковал тот защиту от бедности, от зла, да худа, что шастает по миру, ища, где погреться у открытой души.
С тех пор, как прибил Мирон засов на двери своей, стали они жить в достатке, да и счастье не ушло. А вот беда, да худо стороной обходило.
Не честных, недобрых людей засов в дом не пускал, а всем достойным двери сам открывал!
В сказе том не намёк, а прямой указ, друзья! Не ротозей почём зря)))!
Образ и подобие
Жил-был Ванёк. Ходил по бел свету и искал он Образ Божественный.
Где только не был, кого только не опрашивал, а не мог он встретить Образ тот Божественный.
И вот однажды, когда уже устал от долгих лет путешествий и поиска, собрался в родные края, а встретил путника - старичка. Старичок тот, в отличие от него, ходил-бродил по свету без цели особенной. Просто чтоб мир смотреть, людей встречать, о житье-бытье с ними разговоры - разговаривать. Придет в один городок, о другом рассказывает, о том, какие там особенности, нравы да обычаи. Вот и вся цель.
Очень удивил старичок Ванька – как же так можно? Без цели бродить – ходить? Впустую жизнь и пройдёт! Так и заявил он старичку-путнику. На что тот не обиделся, плечами пожал, головой, в согласии, покачал. Да вопрос Ваньку и задал: «Скажи, мил человек – Ванёк, как же ты теперь будешь? Снова пойдёшь, в другую сторону – Образ то искать Божественный? Ведь не нашёл?»
Тут черёд Ванька настал плечами пожимать, головой в раздумии качать. Устал Ванёк, совсем потерял пыл за Образом Божественным по свету бродить. Так вот и молчал, не знал, что ответить.
« Что ж, - снова спрос старичок завел, - значит и ты зря по свету ходил-похаживал?..»
Сколько лет мечте – поиску отдал – вся жизнь. И прозрел Ванёк, что сам как тот старичок, а не молодец уж, и что, вернувшись в родной край, он может родных да знакомых в живых не застать. Расстроился.
Как так, ни разу за все года он не подумал, что может вернуться без Образа Божественного, а жизнь то пройдена…
Заметил горькую печаль на лице его старичок - путничек, посочувствовал, да и говорит: « Не печалься, мил человек, а лучше скажи, подробнее о том, что ищешь? Много и я где бывал, может и видел, а может, слышал, что об Образе Божественном».
Встрепенулся Ванёк, искра надежды снова мелькнула в глазах его: «Неужто видел? Где? Когда? Куда?..»
«Успокойся, - старичок погладил Ванька по плечу, - лучше объясни, на что похож Образ Божественный?»
Ооо- очень удивился Ванек! «Да, разве может он на что-то быть похож? Он же Божественный – Образ тот!» - кричал Ванёк. «Он особенный, ничему не подобен!»
«А! – старичок-путничек в ответ.- Тогда точно видел и не раз!» - сказал и хитро улыбнулся. «И вот, что, мил Ванёк, зря ты по свету хаживал, выспрашивал - опрашивал. Для того, чтоб встретиться с Образом Божественным, надобно не по свету ходить-гулять, а в себя смотреть, да поглубже! Я сейчас пойду, а ты сиди, не вставай, да не двигайся. В себя посмотри, глубоко смотри, и три дня наблюдай! Там и увидишь Образ» – сказал, встал и пропал…
Ванёк, глазами то поморгал, потом протёр их - нет старичка. И не понял, Ванёк, то ли был Он, то ли нет, то ли явь это, то ли видение? Однако помнил разговор явно.
Стал смотреть внутрь себя, как мог, да смотреть глубже, да глубже… И увидел только пустоту – черноту. И мааа-ленький огонёк, как от малой свечи где-то глубоко теплился. Стал наблюдать…
Горит-мерцает. Тишина, покой в душе. Что-то согревает душу теплом… И тиии-хая вдруг мысль: «Что ест Свет?» И шепоток в ответ: «Свет есть Образ - Божественного»…
Так- то вот, други! Далеко ходишь, а найдешь – рядом.
Сказочка о том, как славянская душа колыбель искала
Летала по свету Душа, колыбель искала. Прилетит на огонек, смотрит – колыбель. Присматривается - её ли? Вот и узор обережный, и форма люльки соответствует и прочее другое. Решила полежать, примериться. Опустилась, легла. Ощущения свои проверяет. Полежала – вылетела.
Спросили бы почему? Сразу бы и не ответила, а только бы внутри себя приметила какое-то неудовольствие. Вот и всё. Летит дальше, огонёк, что ярче горит, высматривает. Да и находит, да и недалече от первого. Снова оценка узоров, формы, ритуала… А! Вот она! Моя! И устроилась на простыночку, под одеяльце. Устала, решила поспать. И тут, сквозь сон, вдруг запахи, звоночки… Ласкают, да не свои – сразу как-то определилась и вылетела. Летит, ищет.
Трепет, волнение Душа испытывает. Как же так? Сколько лет в поиске, а не может колыбель свою отыскать. Всё есть у души: и разум, и сверхчувствительность, и желание огромное, а результата нет. Села на дерево, посидеть, подумать, по-медитировать, да и уснула. И видит сон Душа наша: песня летит над кроной. То каждый лепесточек мелодию ведет, а цветочек подпевает, а корни аккомпанируют. И песня сладкой, томной болью на душу ложиться, будит, будит что-то в душе… И льются слёзы у Души нашей, да не во сне, а наяву. Проснулась от тех слез Душенька и прозрела про колыбель свою!
То Древо Рода её и не растёт оно в заморских странах, в палестинах ли, или других благодатях. И не цветут на нём цветочки чудные, да чужие. А цветут свои - нежные, неброские , но родненькие! А запах то их – в каждой клеточке души, а песня рода в каждой клеточке души, а узоры на колыбели, то каждой клеточкой отзываются. И колыбель та так хороша, так сладка, что слёзка радости всегда пробьется от счастья безграничного, что своя, не чужая, как бы другая похожа, да хороша, да лучше не казалась.
И запела Душа песню рода своего и стала расти до всей Вселенной, так как соками питал её род и кормил, и лелеял как самую, что ни на есть драгоценность святую!